Начало рода этих служилых людей уходит в седую древность. Их предками были новгородские бояре. Один из рода, сенатор Николай Николаевич /1835-1900/, автор книги "Род Селифонтовых и Румянцевых" (СПб, 1890), отмечал, что своё начало Селифонтовы ведут от бояр новгородских и подтверждал это ссылкой на Софийскую первую и Воскресенскую летописи. Это было в середине ХV века, когда шёл процесс объединения раздробленных российских княжеств вокруг Москвы, а новгородцы хотели "отложиться" от великого князя московского и всея России под покровительсво Польши и Литвы.

И.Н.Ельчанинов , собиравший материалы "Для генеалогии Ярославского дворянства" (Яр., 1911), показал, Селифонтий Твердиславов, новгородец, жил в ХV веке, владел на берегу Онежского озера в 25 верстах от г. Пудожа землёй и водами в Уной(?) губе, а вотчина им куплена в августе 1391 г. у Ивана Фомина. Ссылаясь на летописи, он охарактеризовал и сына Селифонтея Памфила, указал, что он боярин, староста на торговой стороне улицы в Новгороде, инок Полиостровского(?) и Соловецкого монастырей Пахомий, друг преподобного Зосимы, родился в 1412 г., а в 1471 г. был в послан от Веча к польскому королю Казимиру, был в опале у Москвы, владел сельцом, водами и лесом на Верхнем и Нижнем Пигмозере близ города Павенца. Другая его вотчина была на берегу Онежского озера по реке Тубе и около Туб-озера. Вотчину на Пигмозере по духовной он отдал Полюстровому(?) монастырю, а Унайскую(?) вотчину около 1487 г. отдал Полиостровскому(?) и Муромскому монастырям. За ним же по писцовой книге второй половины Деревской пятиры в Морозовском погосте была деревня Змеево, около 1495 г. описана на великого князя. Во второй половине ХV века Памфил подписался на приговоре старцев Вяжецкого монастыря по поводу раздела монастырём земель с Василием Алексеевичем, Яковом Леонтьевичем и Васильевой женой Полинарией.

Известный историк, профессор В.О.Ключевский, превосходно знавший древние летописи и другие документы тех лет, отмечал, что в ХIII веке посадником в Новгороде был Твердислав, который вполне мог быть отцом Селифонтея Твердиславова, а от Селифонтея и пошла фамилия этого рода. (В.О.Ключевский б/г, с.74).

Не менее известный историк и знаток российских древностей С.М.Соловьёв называл боярина Памфила старостой Фёдоровской улицы в Новгороде. Повествуя об истории России середины ХV века и об отношениях Великого Новгорода с великим князем московским, когда Новгород пытался пойти под покровительство Польши и Литвы, С.М.Соловьёв показал события того времени и одного из участников их Марка Памфильева, сына Памфила Селифонтова, купеческого старосту. Он писал: "Перед отъездом в Москву Иоан Васильевич III в 1478 г. велел схватить купеческого старосту Марка Памфильева, боярыню Марфу Борецкую со внуком её Василием Фёдоровым и ещё пятерых новгородцев и отвезти их в Москву, а имения отписать на себя".(С.М.Соловьёв, собр. соч., т.5, кн 3, М., с.22,32). Вместе с арестованными были забраны и все договоры когда-либо заключённые новгородцами с князьями литовскими. Одним из символов новгородской демократии - вечевой колокол был снят, отвезён в Москву и там поднят на кремлёвской площади звонить вместе с другими колоколами. Из названных источников видно, что Памфил Селифонтов и его сын Марк были среди тех новгородцев, которые стремились к союзу с Польшей и Литвой. Памфила Селифонтова и его сына Марка неоднократно упоминает Дмитрий Балашов в недавно вышедшей книге "Господин Великий Новгород и Марфа Борецкая" (М., 1993 г.)

Известно, что Иван Васильевич III совершил ещё один поход в Новгород в 1487 г. в результате которого было пытано 50 человек - главных врагов Москвы, 100 человек заговорщиков было казнено и 100 семей детей боярских и купцов разосланы по низовым городам. В том же году из Новгорода было переселено во Владимир 50 семей лучших купцов, а в 1488 г. вернувшиеся в Москву российские войска привели с собой более 7 тысяч "житьих людей" за то, что хотели убить великокняжеского наместника Якова Захарьича. Часть репрессированных была казнена в Москве, а остальные отправлены на жительство в Нижний, Владимир, Муром, Переславль, Юрьев, Ростов и Кострому, и другие города. Вполне допустимо, что в этом потоке репрессированных новгородцев были и братья Марка Памфиловича Дементий и Лаврентий. Что касается самого Марка, арестованного и отвезённого в Москву вместе с Марфой Борецкой и её внуком Василием и другими активными сторонниками польской ориентации, то они, безусловно, были казнены по приезде в Москву в 1478 г. Сам же Памфил Селифонтьевич во второй половине ХV века был в Вяжецком монастыре, где и оставил свою подпись под документом о разделе земель этого монастыря.

В четвёртом колене рода источники называют Козьму Дементьевича, уже внука Памфила, родившегося в 1466 г., который в начале ХVI столетия уже "выслужил" у Великого князя Василия Ивановича поместье в Черемовской волости (ныне Рыбинский район) Ярославского уезда село Аносово, слободу Чёрная Лужа, деревни Кушелево, Обухово, Папоротную и починок Дор, пожалованные ему 16 февраля 1511 года. Какую службу выполнял Козьма Дементьевич? На этот вопрос сейчас трудно ответить. Он мог быть стольником, конюхом, бортником, а мог быть просто воином дружинником. Необходимо иметь в виду, что новгородские бояре по своей самостоятельности и значению были подобны служилым князьям. Поэтому пожалование Дементию земель в Ярославской губернии могло быть компенсацией за конфискованные его имения в земле новгородской. Тогда складывалось централизованное государство с центром в Москве, и многие вопросы приходилось решать военной силой. Поэтому вполне допустимо, что Козьма Дементьевич, внук Памфила Селифонтова, новгородский боярин, получил это поместье взамен конфискованного у его родственника в Новгороде.

В восьмом колене был Иван Кузьмич, 1565 г. рождения и Ананий Осипович, который при царе Иване Васильевиче Грозном "был под Казанью у сотни головой, а в это время разбойник по имени Урак великие беды государевым людям чинил. И тот Ананий Осипов сын, Селифонтов послан на того вора Урака и побил его, а самого жива взял и привёл под Казань к царю Иоанну Васильевичу, и царь приказал его - Анания звать Ураковым и детей его писать Ураковыми. От того Анания пошли Ураковы. Фёдор и Лука написаны по московскому списку, а дети Федоровы в стряпчие пущены, а Фёдор и Лука пожалованы по городам воеводами". По родословной росписи у Анания Осиповича Селифонтова - Уракова был сын Петр, а у Петра Ананьевича - два сына Фёдор и Лука. В 1670 г. как отмечал Ю.Готье, сыщик Лука Ураков был послан для сыска корел, незаконно бежавших с дворцовых земель.(Ю.Готье, с.193). У Фёдора Петровича были три сына: Андрей, Григорий и Иван. На них и заканчиваются сведения об Ураковых. Видимо, не прижилось пожелание грозного царя.

В девятом колене рода значится Никита Иванович, родившийся в 1590 г., но кем он был и сколько лет жил мы не знаем. В десятом колене значится Калинник (Калина, Калеметь, Клементий) Никитович. Известны годы его жизни 1613 - 1648. Короткую жизнь прожил этот служилый человек, видимо, много пришлось ему участвовать в ратных делах, защищая отечество, так как за участие в войнах с поляками, шведами и татарами , Клементию было пожаловано поместье в Ярославском уезде, Верховском стане, сельце Артемьеве на реке на Сутке, с деревнями и пустошами. В жалованной грамоте от царя и великого князя Михаила Фёдоровича отмечалось, что Клементий Никитин сын, Селифонтов, бил челом и просил "учинить за ним поместье", а далее в документе перечисляются пожалованные земли с указанием места их расположения и качества. Здесь подчёркнуто, что Клементию дано "андреевское поместье Селифонтова". Видимо ранее, эти земли жаловались Андрею Кузьмичу, упомянутому выше. "Старого поместья Клементию дано 147 четвертей с осьминой и с "порозжих" - свободных земель 130 четвертей с осьминой. В сельце Артемьеве и около были "пашни паханые, средние земли сорок четвертей в поле, сена на реке на Ламе у реки Волги на волчьем холодном ручье двадцать копен. Лесу около поль семь десятин с полуосьминой. А по сказке Клементьевой на полевой земле около Артемьева было займище, на котором жил его кабальный человек да бобыль, а из того займища тот бобыль переведён на его же Клементьеву пустошь Горяинову, а займище разгорожено в поле по-прежнему. Починок, что была пустошь Чирики, пашни паханные, средние земли семь четвертей в поле, а вдву(?) потому сена девять копен, лесу непаханного у пустоши Зеленициной десятина. Деревня Лужки, пашни паханые, средние земли, четырнадцать четвертей в поле, сена пятнадцать копен и лесу десятина. Пол-деревни Хребтово на реке Жабенке, а другая половина той деревни за Давидом Завалишиным, пашни паханые, средние земли, восемь четвертей с полуосьминой в поле, сена меж поль восемь копен, лесу и болота десятина. Пол-деревни Жабенки, а другая половина той деревни за Давидом Завалишиным, пашни паханые, средние земли, четырнадцать четвертей в поле, сена меж поль и около поль пятнадцать копен. Жеребий деревни Бурдуково, а иные жеребеи за Петром Ураковым, пашни паханые, средние земли, пять четвертей с полуосьминой в поле, сена шесть копен и лесу пол десятины. Четверть пустоши Другово-Горяиново, а три четверти её за Петром Ураковым. Да в порозжих землях четверть пашни лесом поросло, средние земли, две четверти в поле, сена три копны. Пол-пустоши, что была деревня Соколово, другая половина за Петром Ураковым, а на его половину пашни лесом поросло, средние земли, две четверти в поле, сена семь копен. Пустошь Андреевская, пашни лесом поросло, средние земли, две четверти в поле, сена двадцать копен, лесу непашенного две десятины. Пустошь Повалушка, пашни лесом поросло, средние земли, пятнадцать четвертей в поле. А по государевой грамоте за приписью дьяка Василия Ключарева 135(137?) года в порозжих землях жеребий села Клыкова, другие жеребеи села Клыкова за попом в церковных землях, пашни лесом поросло, средние земли, пять четвертей с осьминой в поле, сена три копны, лесу непашенного десятина. Пустошь Быковка, пашни лесом поросло, средние земли, три четверти в поле. Пустошь Чирики, пашни лесом поросло, средние земли, пять четвертей в поле, сена десять копён, лесу непашенного пять десятин. Пустошь Бабишки, пашни лесом поросло, средние земли, семнадцать четвертей в поле, сена десять копён. Пустошь Абросовская, пашни лесом поросло, средние земли, четырнадцать четвертей в поле. Пустошь Бриляки, пашни лесом поросло, средние земли, одиннадцать четвертей в поле. Пустошь Горелая, пашни лесом поросло, средние земли, тринадцать четвертей с полуосьминой в поле. Пустошь Сивакино, пашни лесом поросло, средние земли, двенадцать четвертей с полуосьминой в поле. Пустошь Тепечкино, пашни лесом поросло, средние земли, двенадцать четвертей с полуосьминой в поле. Пустошь Головкино, пашни лесом поросло, средние земли, семь четвертей в поле. Пустошь Печище, пашни лесом поросло, средние земли, пять четвертей в поле, лесу непашенного две десятины. Пустошь Щекино, пашни лесом поросло, средние земли две четверти в поле. Да в Черемовской волости деревня Ванино, четверть пустоши Котыгино, пол-деревни Ескино, Асенино тож, пусто". Всего же Климентию Селифонтову в поместье было дано около 800 четвертей, в том числе из старых земель, которые он получил ранее или владел ими по наследству - 286 четвертей; пашни средних земель - 88 четвертей; перелогом и лесом поросло - 158 четвертей; худых земель - 7 четвертей; доброй земли с наддачей - 10 четвертей; вред без наддачи? - 241 четверть; сенокоса на 160 копен и 19 десятин леса. Таким образом, Клементий Никитин получил в 1623 и 1635 гг. довольно крупное поместье.

Для определения величины поместного оклада дворянина или служилого человека важнейшее значение имело "отчество", т.е. кем служил отец, так как верстались на службу дети только служилых отцов. Положение сына - помещика, ставшего "новиком", определялось двумя моментами: он или "припускался" в поместье отца, или верстался в "отвод", т.е. получал часть отцовского поместья, или получал новое из "порозжих", т.е. свободных земель. Самым же существенным при определении размера оклада была служба, степень боевой готовности и чин служилого человека, Служба признавалась ценнее породы. Иногда поместья давались под должность и за ней сохранялись. Воеводы и наместники, например, получали поместья там, где служили. Но в документах того времени встречаются факты, когда беспоместный "новик" отказывался брать в оклад предназначенное ему пустопорожнее поместье "за пустом".

Оклады стольников, например, были по 750 четвертей, а "Жильцов", охранявших Москву и царские аппартаменты от 300 до 600 четвертей. Царские конюхи получали 600 четвертей. Можно предположить, что Клементий исполнял одну из названных должностей, так как его оклад был определен в 600 четвертей. Эти придворные люди охраняли Москву, выполняли разные поручения начальства, а при необходимости ходили в походы и участвовали в сражениях.

Земли, пожалованные Клементию, в большинстве своём были средние, пашни не так давно паханы, но из-за разорения в "смутное время" поросли лесом. Поэтому нужно было их заселять крестьянами, возродить сёла и деревни, заселить и возродить так называемые пустоши, где когда-то были деревни и села, которых довольно много получил Клементий Никитин.

Изменилось заметно социально - политическое положение только что объединившейся России. В ходе успешной борьбы с остатками Золотой орды, Польшей и Швецией Россия значительно расширилась, продвинулись на юго - восток и на юг её границы. Если в 1462 г. территория России имела 6430 тыс. кв. километров, то при Иване Грозном в 1533 г. стала 2 млн.800 тыс. кв. км., а в конце столетия уже было в границах России 5 млн. 400 тыс. кв. км. Россия выросла почти в 10 раз. Но в социально-политическом отношении во второй половине ХVI и начале ХVII столетия Россия снова оказалась в очень сложном положении. Ливонские войны, опричнина, а затем неоднократные войны с Польшей и Литвой, Швецией и Крымскими татарами, самозванные царики, казацкие банды, отряды польско-литовских людей разоряли помещиков крестьян. Не менее разорительными были и продолжительные походы служилых людей для отражения наступления враждебных России государств, например: в 60-е годы ХVI века дорога от Ярославля до Вологды, шла среди богатых сел, а через 20 лет придорожные селения были пусты. Обезлюдел московский центр и северо-запад России. Иностранцы по дороге в Москву встречали на обширных просторах "одни свежие следы прежней населённости края, большие, но безлюдные сёла и деревни, жители которых ушли куда-то; везде народ разбегался и пустели не только деревни, но и города".

Активная миграция населения была характерной чертой сельского быта северо-восточной Руси, начиная с эпохи её освоения, а отлив населения из центральных областей во второй половине ХVI века привел сельское хозяйство к настоящему кризису, который выражался появлением больших пространств "порозжих земель" и запустевших, лесом поросших пашен. Больше других запустели местности, расположенные к северу от Москвы, уезды Тверской, Бежецкий, Угличский и другие. В Угличском уезде, например, Кесемская волость была совершенно пуста, "где вместо всем ещё памятных "чёрных деревень", остались одни пустоши".

Ещё больше осложнилась ситуация на Руси в начале ХVII столетия. Начало его ознаменовалось страшным голодом, продолжавшимся три года и унесшим до трети населения страны. Этот голод был одной из причин крестьянской войны, которая готовилась предшествующим веком. На рубеже ХVI-ХVII веков было законодательно оформлено крепостное право, а в начале ХVII столетия страну потрясли новые бурные события, которые иностранцы называли "московской трагедией", а русские просто и выразительно "смутой". В этих событиях переплелись борьба за власть, крестьянская война, иностранная интервенция и освободительная война с ней. В этой военной круговерти вновь произошла значительная убыль сельского, тогда основного населения Центральной России. Какая-то часть людей погибла во взаимной борьбе крестьян и помещиков, а многие бежали от разбоев, грабежей и насилий польско-литовских и казацких грабителей, многие оказались в плену, часть вымерла в лихолетье от голода и болезней, многие "сбрели безвестно". Самой проторенной дорогой для бегства была дорога на Юг, за Оку.

Гражданская война и иностранная интервенция обескровили Россию, казалось, что только что сложившаяся единая Русь перестанет существовать. Общество разделилось на несколько враждующих группировок, исконно русская территория оказалась захваченной соседями, возникла реальная угроза потери независимости. Такой была Россия начала ХVII столетия.

Российское дворянство пользовалось земледельческим и податным преимуществом, имело право владеть землёй и не платить податей, но за эти привилегии оно обязано было служить, отбывать ратную службу. Военная служба была обязанностью дворянства, таким же тяглом, как и для крестьян их оброки, подати и натуральные повинности. Дворянин был прикреплён к службе как крестьянин к тяглу и не имел права выйти из нее, пока был в состоянии служить. Чтобы крестьянин не ушёл из своей тяглой общины, правительство связало его круговой порукой. Такая же круговая порука с ХVI существовала и для дворянина-помещика, записанного в службу. Дворянин должен был служить до полной потери сил, отставку получали только самые старые и увечные. Не случайны такие явления, когда дворяне покидали свои поместья и уходили в холопы к более крупным и богатым владельцам. Ещё в 1621 г. дворянским окладчикам было приказано разыскивать людей, покинувших свои земли и ушедших в холопы, а в 1642 г. правительство запретило принимать в холопы дворян и детей боярских, их детей, племянников и внуков.

Не прошло и четверти века, как на жизненной, хозяйственной и политической сцене появились дети Клементия Селифонтова, которые также ревностно служили России, как и их предки. Это сыновья Воин, Петр и Фёдор Клементьевичи. Воин (1637-1689) был воеводой в Шацке, а с 1672 г., по указу царя Алексея Михайловича, ведал "беспорочно" 7 лет дворцовым судным приказом. Фёдор Клементьевич участвовал в войнах с Турцией и крымскими татарами, где и погиб в 1664 г. Пётр Клементьевич тоже был воеводой, а в 1670 г. назначен походным дворянином царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной, матери Петра I. В грамоте, данной Петру Клементьевичу за подписью Алексея Михайловича, отмечалось, что он участвовал в походах с "бояры нашими и воеводы, со многими ратными людьми на польское и литовское королевства", результатом которых было взятие Смоленска, Вильна, Бреста и "иные многие городы в Литве и на Белой Руси", что Пётр Клементьевич участвовал в переговорах с поляками и литовцами, с "великие и полномочные послы вместе с воеводой Ордин-Нащокиным, которые привели к заключению перемирья на 13 с половиной лет, а затем к так называемому "вечному миру", по которому к России отошло княжество Смоленское. Грамота заканчивалась тем, что Алексей Михайлович "за участие в разных походах, похваляя его службу и храбрость", старые поместья Петра передал ему в вотчину и пожаловал новые в Мышкинском, Романо-Борисоглебском и Кинешемском уездах. От Петра Клементьевича Селифонтова пошла Романово-Борисоглебская, а затем и Костромская ветвь рода.